Антон Ратников

«Завуч 637-й школы Андрей Дмитриевич Буберплац сидел в кабинете и заполнял бумаги. Процесс шел уже довольно давно, но бумаги не желали заполняться. Андрей Дмитриевич ленился. «Наверное, в бумагах содержится какая-то дыра», — думал Буберплац.
Ему было за сорок, и он считался самым завидным мужчиной в школе. Старые дамы млели от него, ученики боялись. Он был самым могущественным человеком здесь, если не считать директора, которая была та еще дрянь, но она находилась целиком под его влиянием и при виде мощной груди Буберплаца, млела.
В половину пятого в кабинет Буберплаца зашел учитель истории Семен Карлович Постнов. Ему тоже было за сорок, но в отличие от Буреплаца Постнов был худ, бледен и неуверен в себе. Женщины его презирали и в лучшем случае жалели его.
— Можно? – спросила голова Постнова.
— Можно, – ответила голова Буберплаца. А сам Буберплац в этот момент подумал: «Ну что этот идиот от меня хочет?» Буберплац Постнова не любил, но виду не показывал.
— Что случилось, Семен Карлович?
Семен Карлович сделал несколько типичных для себя неуверенных шагов по кабинету, потом неуверенно сел в кресло, обитое дерматином, и неуверенно поерзал попой.
Потом он неуверенно вздохнул.
— Андрей Дмитриевич, это Воронов. Опять Воронов…
Буберлац насторожился.
— Воронов? Что с ним?
Постнова опять вздохнул.
— Прежняя история.
Буберплац разволновался. Он поднялся с кресла и заходил по комнате, ослабив галстук.
— Ох уж этот мальчишка! Ну сколько можно! Сущее проклятие! Вам не душно?
— Нет.
— Может, воды?
— Нет-нет.
— А я, пожалуй, выпью.
Буберплац налил себе воды из замечательного электрического самовара.
— Так что же он натворил?
Постнов вытер лоб платочком. Этот жест был настолько жалок, что у Буберплаца появилась устойчивое желание вытереть о Постнова ноги, но он сдержался.
— Я ему говорю, Воронов, делай задание. Он – мне: не буду. Я говорю: тогда выходи из класса. А он: вот и пойду.
— И что?
— И ушел.
Буберплац опять заходил по кабинету.
— Вот негодяй! Вот уродец! Ну я ему покажу! В смысле, мы ему покажем! Не переживайте, Семен Карлович, мы примем меры! Обязательно!
Он подошел к Постнову и потряс ему руку.
— Примите? – чуть не плача спросил Постнов.
— Разумеется!
Постнов вздохнул, но по его виду стало ясно, что он немного взбодрился. Хотя все равно остался так же жалок и нелеп, как всегда.
Когда он ушел, Буберлац подумал: «Ну и дурак этот Постнов! Я бы тоже его не слушал! Как можно такого слушать? Эх… Жаль, в учителя сейчас никто не идет».
Потом он набрал номер телефона.
— Алла… Аллочка. Привет. Как дела? Да, порядок. Все хорошо. А ты как? Тут есть вопрос по Никите… Да, опять. Хамит, не слушает… Не знаем, что делать… Вам нужно срочно в школу… Срочно. Ну вы меня понимаете…
В конце рабочего дня Алла Григорьевна Воронова приехала в школу. На ней был полушубок и темные очки – и это несмотря на зимний вечер. Она гордо вошла в кабинет Буберплаца.
— Андрюшшша, — сказала она, — душшша моя!
Потом обвила руками шею Буберплаца, его спину, голову, всего завуча. Даже оставалось неясным, откуда у нее столько конечностей.
— Алла… Аллочка, — говорил Буберплац, — ну так же нельзя… Люди… Боже… Люди… Ну хоть дверь-то дайте закрыть!
Позже, лежа на раскладном диване, они закурили тонкую дамскую сигарету.
— Хорошо, — сказал Буберплац.
— Да, — сказала Аллочка, — недурно.
Потом она стала одеваться.
— Так, что там с Никиткой?
Буберплац закашлялся.
— С Никиткой? Да все нормально. Придумаем что-нибудь. Если бы у него это в первый раз…
Аллочка умудрялась курить и одеваться одновременно.
— Было бы прекрасно, если бы ты, Андрюша, эту проблему с учителем решил.
— Но как? Боже, как я ее решу?
— Сам думай. Уволь его, я не знаю…
— Уволить Постнова? Нет-нет. Извини…
Аллочка остановилась.
— Так, — сказала она, — я тут тебе не полковая шлюха. Не уволишь этого своего историка, я Никитку в другую школу переведу.
— В другую школу?
— Да. В 712-ю!
Буберплац взвыл.
— К Курчатовскому?
— Да хоть и к Курчатовскому!
Буберплац насупился. Потом закрыл голову руками.
— Загонишь ты меня в могилу, Аллочка.
Аллочка только фыркнула.
— Ну так что? – спросила она. – По рукам?
Буберплац сдался.
— Я посмотрю, что могу сделать.
Когда она ушла, он закрыл глаза и вспомнил других учителей, у которых были конфликты с Никиткой: Васюткин, Бубнов, София Петровна Рац…
— Какие люди! Где они сейчас, хотел бы я знать? – спросил он у своего отражения в зеркале. Отражения пожало плечами.
Под покровом ночи Буберплац написал анонимку на Постнова в отдел образования и успокоился. Остальное было делом техники».