Антон Ратников

Слушайте. Я опять забыл рассказ выложить. Исправляюсь. Только я не помню, в чем состоял смысл задания. Честно. Но рассказ короткий. И емкий. Фьюк-фьюк.

Палыч – мировой мужик. Что ему не скажи, все сделает. А работяга какой! Руки золотые. Но не везет ему – хоть ты убейся. Такая штука.
В общем, он жил в Москве. Бизнес-шмизнес, девяностые. Не скажу, что процветал, но дела неплохо шли. Жили в квартире у Измайловского парка. Ну где еще маньяка недавно поймали. Квартира была ничего себе. Три комнаты, восьмой этаж, евроремонт – все как надо. Но была у Палыча мечта. Он с детства, видишь ли, хотел жить не в городе, а как бы в своем доме. Ну чтоб там сад был, шашлык-башлык, забор. Это он в детстве был у тетки где-то под Анапой. И так ему понравилось там, что хоть вешайся. Да он сам мне рассказывал. Ну вот, видимо, его пробрала эта теткина усадьба, что на всю жизнь след оставила. Вот, значит, он к этой мечте и шел. Деньги копил, ага. Жена у него была славная. Такая темненькая, тоже, наверное, с юга. Любили друг друга. Она, бывало, его обнимает и так приговаривает: «Заживем мы с тобой Палыч, ох заживем!» И смеется. А она его тоже Палычем, значит, называла.
Но, как говорится, не было печали – друга мы позвали. Он с каким-то корешком своим дела вел. Они взяли бабки в банке, большие под какой-то проект-шмроект. А этот корешок его бабки взял и отчалил. Поминай как звали! А корешок, как потом оказалось, деньги не только в банке взял, но и у бандосов местных. Бандосы к Палычу в гости как-то пришли. Утюг там, шмутюг. В общем, пришлось Палычу квартиру продать и все деньги, какие были скоплены, отдать этим ребятам. Ну и оставшуюся часть еще по закладным банку. Такая штука.
Остался он, значит, без гроша. Ну почти. Сам-то он отсюда, из Кемерово. Вернулись они, значит, обратно. Он, она, сынок его лет семнадцати. Купили квартирку, магазинчик какой-то замутили, ну и стали снова как-то откладывать. Жена его пуще прежнего обнимала. «Заживем, — говорит, Палыч, ох, заживем!»
Дела шли. Стали как-то с долгами рассчитываться. А сын их пошел учиться то ли в ПТУ, то ли в техникум. А там, сам знаешь, нравы простые. Компания еще какая-то попалась… В общем, подсадили его на иглу. В семнадцать-то лет! Ну и давай он вещи из дома таскать. Телевизор там, видик, заначку. Палыч с женой сначала не понимали что к чему. А когда поняли – поздно было. Отдали его в клинику, а он сбежал. Таскался где-то. Они его вернули, он снова сбежал. Так год с ним промаялись, а потом как-то вечером с ним стук в дверь. У Палыча аж сердце свело, почуял недоброе. Так и есть – менты. Ваш сынок, говорят, найден мертвым. Да уж, бывает…
Ну они схоронили его. Слезы, конечно, горе. Семнадцать лет парню! Я когда у них потом бывал в гостях, видел, что изменились они. Не смеются больше, ходят печальные. Но потом вроде подсобрались. Палыч о новом ребенке заговорил. Обнимает жену: «Заживем мы с тобой, Семеновна, заживем!» А Семеновна улыбается так грустно. Они уже и с долгами почти рассчитались вроде бы, как вдруг идет жена его на обычное обследование, а ей доктор так: здрасьте, у вас рак груди. Представляешь? И говорит, вам жить полгода осталось. И ручками так разводит. Мол, извиняйте… Ну не свинья ли? А еще доктор… Тьфу!
На самом деле, вышло, что она и того меньше прожила. Как-то зачахла быстро, ну как цветок осенью. Раз – и нет ее. Не она, а копия с копии. Так грустно… А когда умирала – это мне сам Палыч сказывал – подозвала его и тихо так говорит: «Не плач, говорит, мы еще поживем. Поживем». И умерла.
Палыч после этого хозяйство запустил, дела совсем забросил. Сидел дома, пил, конечно. А что еще делать? Как тут не запьешь. И тут ему приходит извещение. Мол, его бывший дружок арестован где-то в Камбодже-шмамбодже. И денежки, не все, конечно, но почти все из тех, что он украл, при нем. Палыч сидит, смотрит на извещение и понять ничего не может. Он, получается, вроде как миллионером стал. А на что ему этот миллион? Он сидит глазами хлопает, плачет и мычит что-то. Лампа над головой тускло горит и покачивается. Фьюк-фьюк. Фьюк-фьюк.
Такая штука.

Забыл в выходные выложить новый текст с курсов Creative Writing. Этот написан для задания, целью которого был рассказ о двух людях с проблемами в коммуникации. Текст я счел неудачным и никуда не отправил (отправил другой — выложу в следующий раз). Но мне нравится главный персонаж и не хочется, чтобы он исчез в бездне байтов, единиц и нулей.

Свой двенадцатый бой в профессиональном статусе Малыш Марк выиграл, отправив в нокаут стотридцатикилограммового соперника, смахивавшего на Крайслер-билдинг. Глава северо-западной боксерской ассоциации тут же вручил ему чемпионский пояс – вылитый флаг Нидерландов с поддельными рубинами по краю. Малыш Марк с трудом видел левым глазом, но был счастлив.
На следующий день опухоль спала, и Малыш Марк пришел в офис к своему агенту – тучному и немолодому джентльмену по фамилии Гольштейн. Гольштейн попыхивал сигарой и был добродушен, как страдающий болезнью Альцгеймера дедушка. Справа от него сидела женщина лет двадцати пяти, светленькая, в деловом костюме, на носу аккуратные очки, и вся такая аккуратная, как породистая кошка на выставке.
— Познакомься, чемпион, это Лидия.
Лидия оторвалась от смартфона, в котором она что-то быстро писала и кивнула Марку. Марк скованно, как школьник перед классом, кивнул в ответ.
— Лидия будет работать с тобой, Малыш. Она будет заниматься твоим маркетингом.
Малыш Марк присел на стул. Его мировосприятие заработало с удвоенной силой.
— Чем заниматься?
— Маркетингом.
— Каким еще маркетингом? Это как-то связано с марками?
— С рынком, Малыш, это связано с рынком.
Гольштейн в двух словах объяснил Малышу Марку, что он теперь новоявленный чемпион по версии одной из боксерских организаций, и теперь он может зарабатывать деньги не только волтузя и калеча других людей, но и более мирными способами – просто демонстрируя свое помятое, интеллигентное лицо.
— На фиг мне это нужно? – спросил Марк.
Гольштейн объяснил, уже завтра ему предстоит сняться в рекламной фотосессии.
— Гонорар – десять тысяч баксов, — добавил он.
Нервный рецепторы Малыша резко сократились. Он больше не возражал против маркетинга. Гольштейн, сославшись на встречу ушел, Малыш и Лидия остались одни.
— Ну? – спросил Малыш, откупоривая пиво о край стола, — как дела, крошка?
Лидия опять оторвалась от смартфона.
— Сегодня у нас биг дей. Нужно поднимать пиар. Через час фотоивент.
Малыш глотнул пива.
— Чё? — переспросил он.
— Фотоивент. Дети в больнице. Нужно сделать им скретч. Понимаешь? Это бейзик.
— Ты по-русски разговариваешь? – спросил Малыш.
— У меня важный мейл, — сказала девушка. – А разве тебе можно пить пиво?
— Я чемпион северо-западной боксерской ассоциации, детка. Мне все можно.
Девушка посмотрела на него оценивающе.
— Северо-запад, говоришь?
Малыш выглядел самодовольно, как всегда.
— Да. Я самый сильный парень региона. Вот этот бицепс отправил в нокаут не меньше дюжины.
«Не меньше дюжины» — подумала девушка, — «он вообще-то дальше считать умеет?»
— Чемпион региона… И какой ты получил гонорар, чемпион? Какая у тебя маржа? Пятнадцать тысяч? Двадцать? Смешно! Делай тебе то, что я скажу, и ты будешь зарабатывать в десять, в двадцать раз больше! Ты станешь селебрити! Шоу, все дела, политика! Андерстенд?
Малыш допил пиво.
— А кто тебя нанял? Я тебя не нанимал.
— Твой эйджент. Умный малый.
— Гольштейн? Вот говнюк!
— Да и контракт составлен таким образом, что ты не можешь сделать реаут.
— Что сделать?
— Разорвать контракт. Если хочешь добиться претендентского боя на титул, придется работать со мной. Это такой тимбилдинг.
— Подожди-ка.
Он отошел к окну и поговорил по телефону с Гольштейном. Агент подтвердил показания девушки.
— Но ведь она стерва! – сказал Малыш, не обращая внимания на то, что стерва стоит в двух шагах от него.
— Именно! Именно стерва! – радостно подтвердил телефонный Гольштейн.
— И что мне с ней делать?
— Все, что она прикажет! Скажет больше не подтираться – не подтирайся. Скажет, лизать кафель в туалете – лижи кафель!
Малыш недовольно повесил трубку.
— А ю рэди? – спросила девушка.
— Сейчас, выкурю сигару.
— Ты куришь?
— Не сигареты. Сигары.
— А в чем разница? Как ты можешь боксировать и курить?
— Ну я же снимаю перчатки, когда закуриваю…
— Ты должен бросить!
— Слушай! Это не твое дело! Я чемпион региона! Видишь этот кулак? Он отправил в нокаут…
— …Не меньше дюжины. Йес, ай ноу ит. Если ты хочешь отправить тринадцатого, слушай меня, плиз.
— Ну и сучка, — сказал Малыш, впрочем, ее манера общения ему даже понравилась.
Его ждала скучная фотосессия с детьми. «Мы сделаем тебе френдли-имидж», понимаешь?» — говорила девушка. После фотосессии он должен был прочитать им сказку. Он взял в руки «Дюймовочку».
— Жила-была, — начал он. В последний раз он читал лет семь или восемь назад. Да и то – ежедневную газету. Поэтому он часто сбивался и путался. Дети начали скучать.
— Читай выразительнее, — шепнула ему на ухо Лидия.
— Однажды… собрались…
Он еще немного попробовал почитать, но лучше не стало. У Лидии зазвонил телефон, она вышла. Заметив это, чемпион захлопнул книгу.
— Ладно, — сказал он, — давайте я своими словами. А? Значит так, короче. Была какая-то тетка. Ей яга, значит, подарила, типа, зерно. Она это зерно закопала. И, короче, на утро хлобысь – в горшке какая-то чикса мелкая. Достала ее: О, говорит, Дюймовочка в натуре! Но потом эту Дюймовочку стырила жабень. Короче, на пруд отнесла, прикиньте? И там на пруду эта чикса жила. Потом как-то она оттуда дала деру…
В комнату вернулась Лидия и обомлела.
— Дети! Дети! Урок окончен!
Потом он давал интервью спортивному изданию. Лидия сидела рядом и иногда ему подсказывала.
— Ваша любимая книга? – спрашивал журналист.
— Да я в натуре книг не люблю, — говорил Малыш.
— Сейчас он берется за Солженицына, — поправляла Лидия.
— Солженицына? Почему?
— Потому что не хочу жениться…
Весь день прошел в таких скитаниях.
Под вечер, заметно поистрепавшиеся, они расстались.
— Завтра у нас коворкинг с ребятами с ТВ, — она подала ему папку. – Вот здесь сценарий сейшена. Маст рид.
Малыш Марк смотрел на нее. Он находил ее симпатичной. И тут же в его голове все стало на свои места. Эта холодность, загадочность, непонятный язык. Ну конечно! Она просто еще одна из тех, кто не смог устоять перед обаянием Малыша Марка.
— Иди-ка ко мне, детка, — сказал Малыш, сально улыбаясь.
— Что? Ты крейзи?
— Соскучилась по настоящим мужикам, не так ли?
Он попытался ее обнять, но она влепила ему пощечину.
— Соберись, чемпион! Или свой следующий бой проведешь в зале, где готовят инвалидов! Андерстенд?
Она резко развернулась на каблуках и зацокала в ночь. Малыш потирал ушибленную щеку. Но она так плавно двигалась в этом холодном тумане, что Малыш понял, в этом бою не один, а как минимум двенадцать раундов.