Рубрика: Колонка

В гостях у Сергея Довлатова

Текст для «Петербургского дневника»

Фото: Роман Пименов

Дом по современному адресу: улица Рубинштейна, 23 когда-то
построили для Петербургской купеческой управы по проекту архитектора Барышникова.
Как и все петербургские дома начала двадцатого века он имеет двойное дно:
богатые квартиры для привилегированного класса и каморки для бедных с окнами,
выходящими на стены другого дома. Коммунальная квартира, в которой жил Довлатов,
относится ко второму типу. Поднявшись по широкой парадной лестнице, которую
украшают интеллигентные надписи на стенах, оказываешься в темной и тесной
клетушке. «Длинный пасмурный коридор метафизически заканчивался уборной», —
описывал свою квартиру Довлатов и не врал.

Сейчас здесь живет несколько семей. В основном снимают
комнаты приезжие. Журналистов они сторонятся и вообще не настроены на общение.
Женщина по имени Наталья открывает нам дверь. На ней старый халат, и на
гостях-довлатолюбах она делает небольшой бизнес. За вход в квартиру берет сто
рублей с человека. Правда, провести экскурсию не соглашается. Но признается,
что соседи у нее спокойные и проблем с ними у нее нет. На вопрос, как ей книги
Довлатова, она отмахивается: «Не читала». Может, врет.

Комната, в которой когда-то Довлатов спал, ел и, вероятно,
писал свои рассказы, закрыта на замок. Семья, которая снимает комнату сейчас,
ушла по делам. Впрочем, они журналистов не любят тоже. «Не расстраивайтесь, —
говорит Наталья. – Там все равно ничего не осталось. Кроме печи». Комнату
действительно несколько раз переделывали, поэтому следов от коньяка, который Довлатов
якобы пролил на паркет в день отъезда, там уже не найти. Но народная молва
крепко это пятно помнит. Почему – непонятно.

Кухня выглядит вполне по-довлатовски. На шкафчике даже имеется
его портрет. Кто повесил -непонятно. Наверное, таинственные последователи.
Света почти нет. Окно упирается в стену, на которой граффити — злая мышь. К
Довлатову она не имеет никакого отношения. Но здесь, на этой небольшой кухонке,
можно, по крайней мере, в полной степени понять, каков был быт советских
коммунальных квартир. На сортире, который находится прямо здесь же, ироничная
надпись «Приемная» —  тоже, должно быть,
с тех времен. На этой кухне неуютно даже находится. Не то что готовить. А уж
тем более – есть.

Выходим из квартиры, потому что больше там делать нечего.
Обходим дом и оказываемся у его изнанки. Желты облезлый фасад, хмурые окна. Наш
экскурсовод Карина говорит, что именно здесь, спеша пролетами арок, ходил
Довлатов со своими фокстерьером Глашей встречать жену. Звучит реалистично.
Сейчас, правда, здесь ходит не Довлатов, а его поклонники. За пять минут нам встречаются
две экскурсии. Один гид, правда, показал не на то окно, когда его спросили о
кухне Довлатова… Ну да ладно.

Может ли когда-нибудь здесь открыться мемориальная квартира
писателя? На этот вопрос однозначно не отвечает никто. Слишком много факторов
должно сойтись: воля конкретных людей, много денег, желание условных меценатов…
С другой стороны, Довлатов никогда музеи не любил. Ему в них было тесно. Так
что, может быть, достаточно памятника напротив дома – его все находят удачным.

Больше чем «Полторы комнаты»

МУЗЕЙНЫЕ СОСЕДИ

Музей Бродского наконец открылся. Ну то есть почти открылся.
Вход только по записи. Встреча – конспиративно – на углу. Потом быстрое
прошмыгивание на второй этаж.

Позже организаторы все объясняют. Жильцы жалуются, что новый
музей нарушает их приватную обстановку. Не нравится им, что «всякие тут шляются».
Пусть шляются и приличные люди, пьющие не портвейн, а в худшем случае смузи.  Жильцы недовольны и устраивают чуть ли не
провокации. Фонд Бродского старается их не беспокоить.

Отчасти соседей можно понять. Бродский ведь жил даже не в этом парадном. Но в его бывшей коммунальной квартире музей организовать нельзя. Там живет женщина Нина Федорова, и у нее есть свои права, желания. Да и история у нее интересная – еще бы она всю жизнь живет в этом доме и имеет право жить здесь столько, сколько посчитает нужным. Поэтому Фонд Бродского оставил ей коммунальный коридор, кухню и отгородился фанерной стеной.

ОБНАЖЕННАЯ КВАРТИРА

Квартира 36, где Бродский не жил, но которая соседствует с
его коммуналкой, фонд купил не так давно. Здесь собираются устроить музейное
пространство. Проводить лекции и выставлять экспонаты, которых на эту минуту в
музее нет.

Сейчас квартира обнажена до кирпича. Музей
шиворот-навыворот. Но, учитывая все обстоятельства, это даже хорошо. «Мы не
хотим восстанавливать то, что здесь было раньше, потому что это будет
неправдой. Хотим оставить все так, как есть», — говорят представители фонда.

Экскурсия начинается с «амфитеатра» — небольшого помещения в
глубине той самой 36-й квартиры. Там же будут проводить лекции и устраивать
киносеансы. Один проходил буквально вчера: «Все хорошо, но в какой-то момент
стало слишком душно. Надо будет подумать над вентиляцией». Дальше – анфилада комнат.
Второй этаж до революции считался элитным. Здесь жили самые обеспеченные,
соответственно и квартирки были будь здоров. В этой вроде бы жил родственник
того самого князя Мурузи. Но это не точно. Это еще будут устанавливать. Кстати,
экскурсия, посвященная истории дома, должна получиться огненной. Она в планах.

Так вот, квартира родственника князя Мурузи «включала» в себя и эту квартиру, 36-ю, и 28-ю, где позже жил Иосиф Александрович и семьей. После революции ее нарезали на маленькие клеточки. Грустный эпизод нашей общей истории.

ГАММЫ ИСТОРИИ

Посещение той самой 28-й квартиры, «Полутора комнат»,
начинается с комнаты соседей. Рассказывают, что у соседей росла дочь, и стояло
пианино. Девочка играла на нем гаммы. Бродский это слышал и бесился. Поэтому
стал отвечать ей, печатая на машинке. Наверное, миф, но красивый.

В этой комнате четыре окна. Много света. Паркет скрипит так
сильно, что кажется, разговаривает с тобой. В углу умывальник, что странно. Не
в каждой комнате был умывальник. Еще этим соседям досталась лоджия, крытый
балкон. В общем, комната угловая, элитная.

Дальше – те самые «Полторы комнаты». Когда входишь сюда,
кажется, что вошел в какое-то сакральное место. В храм. Внутрь египетской
пирамиды. Видно, как наслаивались друг на друга пласты истории. Вот фруктовый
декор на стенах, лепнина конца восемнадцатого века. Вот остатки паркета
середины века девятнадцатого. А вот нарисованный на стене цветочек. Кто его
нарисовал? Когда? Цветочек красивый.

«Здесь не будет мебели, — говорит экскурсовод, — мы
отреставрируем паркет, батареи и оставим это место пустым».

Некоторым это не нравится. Люди жалуются: «А как же
подлинный сервант?» Но, наверное, лучше  без серванта. Полторы комнаты – это храм.
Какой в храме может быть сервант? Если только в служебных помещениях.

Я даже боюсь возвращаться в этот музей. Вдруг ощущение этого продолжающегося ремонта, бесконечного, как жизнь, и придает ему такую глубину? Беспорядок и неоконченность идет этому  музею.

ПРОЧАЯ ФИГНЯ

В музее еще есть мерч, кофе и прочая фигня. Но это все не
важно. В музее есть еще что-то. Нечто такое, что трудно выразить словами. Понимаете,
это как бы время заключенное в пространстве. Да, именно так: время, застывшее
внутри пространства.

Музей Бродского – такое место, из которого не хочется уходить. Наверное, это даже и невозможно. Потому что ты застреваешь в нем, как Бродский застревал в ссылочной, архангелогородской грязи.

В поисках кайфа

Сейчас будет ультракороткая колонка.

Сошла бы и для твиттера.

Современные дети в свободное время смотрят всяких дурацких блогеров нон-стоп, а я помню, как обливался слюной каждый раз, когда по ОРТ показывали «Охотников за приведениями». Или подростком поздно ночью на пищащем модеме полтора часа скачивал малоизвестную песню Nirvana. Когда скачал, то услышал записанное в суровом качестве скрежетание. В тот момент я был самым счастливым человеком на свете.

Это я к чему? Настоящий кайф требует усилий.

Что-то происходит

Индия и Пакистан привели свои ядерные силы в состояние
полной готовности.

Российские депутаты съездили в Азербайджан и разозлили армян.

Россияне устроили самосуд над подростком за сексуальное
насилие над сестрой.

Украина изменит критерии допуска к «Евровидению» и запретит
выступающих в России.

Почтальон покончил с собой после допроса по делу о краже в
«Почте России».

Депутат написал Путину письмо на сугробе.

Сын заступился за мать-инвалида и был избит благодаря
учительнице.

В Дагестане радикалы борются с женской сексуальностью.

Известной журналистке угрожают тюрьмой и советуют уйти
по-хорошему.

Это я просто открыл один из самых популярных российских
интернет-ресурсов (не «Петербургский дневник»). И просто прочитал заголовки на
главной странице.

Я не знаю, куда катится этот мир. Но мне кажется, что это не совсем то, чего я ожидал в детстве.

Послание из мира «Бешеных псов»

Да, я послушал послание президента Федеральному собранию.

Нет, не потому что я такой фанат слушать выступления
президента. Работа обязывает.

Да, примерно через пятнадцать минут перечислений успехов
российской экономики и мер, как сделать эти успехи более яркими, я стал клевать
носом.

Да, спустя полчаса я занимался какими-то более важными
делами. Удалил корзину на рабочем столе. Почистил папку «Спам». Написал письмо
дяде из Самары.

Но когда я совсем потерял веру во что-то интересное… (потому
что выплата ипотеки за третьего ребенка – это как-то далековато от меня)
прозвучали слова… о нашем вооружении.

Нет, в этот раз обошлось без инфографики.

Без всех этих замечательных роликов Министерства обороны.

Но прозвучали слова о нашем грандиозном оружии. И о том, что
мы нацелим его не только на нашего предполагаемого (а вернее даже не столько
предполагаемого, сколько вполне четко ощущаемого) врага.

Мы направим его еще и на тех его сателлитов, которые
согласились плясать под его дудку.

Или подхрюкивать в ответ, если следовать тексту оригинала.

И в этот момент холодок пробежал по моей спине.

И вовсе не от того, что кто-то в соседней комнате открыл
окно.

Нет, просто я опять почувствовал страх за свое будущее.

Конечно, наша страна должна быть обороноспособна. Оружие –
это неплохо. Армия – это хорошо.

Но когда все стороны наводят друг на друга ружья, это уже не
мировое сотрудничество. Это «Бешеные псы» какие-то.

В таком грустном мире мы живем.

Надеюсь, никто не откроет огонь потому что случайно чихнет.