Имею опыт работы в программе Word в режиме «Исправления» — написал нам один соискатель. О чем это говорит? О том, что его тексты часто правят редактора. Не берем.

Как человек, который выпил кофе за 180 рублей, могу уверенно заявить, что это слишком дорого для капучино.

Что меня вдохновляет? Вот Лана Дэль Рэй меня точно не вдохновляет. Тем более, что у нее слишком сложная фамилия, и я не знаю, как ее правильно писать.

Готовлюсь к занятиям по журналистике. Думаю, вывести их в иную плоскость. Например, бахнуть нарезку мемов. В конце концов, нужно быть оригинальным. Не могу же я пересказывать учебник Корконесенко или Кима… Тем более, что я их не читал.

В Петербург с концертом приедет великий ирландский комик Дара О’Брайен. Он действительно классный. Один его концерт я пересматривал раз двадцать. И каждый раз смеялся до боли в желудке. Вот только… ДК Газа? Серьезно? Хуже было б организаторы тура отправили его в ДК 10 летия октября. Есть такой на Обводном канале. Почти «Хаммерсмит-Аполло».

Невозможно забыть, что я отец 10-летней дочери. У меня в телефоне постоянно вылезают уведомления от Avakin Life.

Услышал сегодня новое для себя слово. “Виктимизация”. Похоже, на оптимизацию, только для жертв.

На Кронверкском проспекте видел велосипедиста Яндекс.Еды в футболке Crossfit. Если бы в какой-то момент он бросил велосипед и начал приседать со своим коробом, я бы не удивился.

Беседовал с главой Dubai Tourism. Яркий мужчина, похожий на Джорджа Клуни в молодости. Рассказывал интересно. Захотелось поехать в Дубай. Я даже стал на это намекать, но моих намеков не поняли. Зато подарили по выходу блокнот и шоколадку из верблюжьего молока. Блокнот хороший, но его отдал жене. Шоколадка вкусная, хотя непонятно, в чем отличие верблюжьего молока от коровьего.

Съездил в университет профсоюзов. Подписал договор. К счастью, его не пришлось сверять кровью. Кстати, меня сделали доцентом. Пусть и на пол-ставки. Этакий полудоцент.

Пока читаю «Искусство легких касаний», коллекционирую рецензии на Пелевина.  Скопил уже семь. Но ни одной не прочитал. Потом сравню ощущения. Мне – очень нравится.

За городом хорошо. Может быть, даже слишком хорошо. Светит солнце. Растут яблоки. Пахнет шашлыком. Брехает собака. Издалека доносится песня Пугачевой. Закрываешь глаза, и кажется, что ты в детстве.

Видел, как дворник собирает тюки с мусором. Берет с асфальта и кидает в огромный бак на колесиках. И тут у него рвется один пакет – а в нем квашенная капуста. И вся эта еда вываливается из пакета и покрывает землю. Бедный дворник! Он смотрел на меня с мольбой: брат, помоги! Но я отвернулся и ловко проскользнул мимо него. 

Приехал в Купчино. Мрачные дома из серого кирпича нависали слово скалы. Среди них ржавела детская площадка с облупленной краской. Я думал, таких уже не осталось в городе. А эта скрипела себе качелями. Рядом на лавочке сидел абориген в спортивном костюме и в усах. В руке у него была жестяная банка.

Хотелось подойти к нему: «Мужик, а ведь в этом доме жил великий советский писатель!». Мужик смотрел сквозь меня.

Вдова Виктора Голявкина приняла меня у себя дома. На стенах небольшой квартиры, доставшейся еще от Союза писателей, висели картины. В шкафу стояли книги Голявкина. 

— А если вам Голявкину вдруг поставят памятник? – спросил я.

— Кто ж его поставит здесь, в новостройках. Наши дома – не для мемориальных досок.

— Ну Гранину ведь поставили, — решил возразить я. 

Людмила Леонидовна придвинулась ближе.

— Гранин – писатель государственный. А Голявкин – антигосударственный. Вот и все.

И тут у меня все сложилось.

Гуляли по Комарово.
Прославивший себя в литературе дачный поселок выглядел так, будто пережил военные действия. Поломанные доски на экотропе. Выкорчеванные деревья. Даже муравейники, кажется, перешли на осадное положение…
У залива люди жарили шашлыки. Пахло выброшенной на берег тиной и жидкостью для розжига. Люди неуклюже пробирались сквозь водоросли на берегу, желая попасть в море. Тучи напоминали горные хребты. В них летел аэропланерист в зеленых шортах. Вдалеке небрежно мелькал Кронштадт. Урчала моторная лодка.
Бутерброды были знатно сдобрены песком. На сладкое слетелись осы. -Хорошо в Келломяки, — сказал я.
-Сам дурак, — сказала она.
Я попросил еще один бутерброд и грустно его жевал, обиженный.

Сходили на спектакль «Собачье сердце», который уже года два идут в «Приюте комедианта».

Мороженое в буфете – кисловатое (из-за йогурта). Бутерброды, как всегда, стоят космических денег.

Спектакль — хороший. Но не без изъянов.

На этом отчет окончен.

Гуляли в Сампсониевском саду. Вечерело. Петр Первый повернулся к Неве задом. На здании из красного кирпича темнела табличка «Баня». Окна были заколочены.  Скверик у церкви огражден стальной решеткой, калитка – закрыта. На брандмауэре соседнего здания красуется православное граффити. Внутри здания — молодежный клуб. Он приглашает людей на танцевальные вечеринки (40+). В самом саду монументально умирает прямоугольный пруд. Непонятный памятник загажен птицами. На скамейке сидят алкоголики и грустно смотрят на нас.  Выгибая спину, чешет в неизвестность трамвай.