Ячейка

Этот рассказ был опубликован в журнале «Заповедник» летом 2015 года.

Федя Семочкин – горячий молодой человек, с идеями, правда, разрозненными.
У него светлые волосы, большая родинка на носу и лицо почему-то красное, хотя он почти не пьет. Он очень активный, еще со школы, и всегда пытается приложить свою энергию к чему-то важному, крупному. Быть частью мелкого ему неинтересно. Но не получалось у Феди до последнего времени найти друга или товарища, который помог бы ему направить весь его энтузиазм в верном направлении.
Энтузиазм Феди распылялся напрасно.
Однажды он покрасил первый этаж подъезда персиковой краской. Но краска оказалась дешевой, едкой и у половины жильцов подъезда началась аллергия. К Феде пришли с претензией… В другой раз Федя посадил перед окном цветы, но они не прижились. И все ему хотелось сделать что-нибудь хорошее, позитивное, но как-то это не получалось.
Пока он не встретил Гаврилова.

Гаврилов работал в соседнем здании. Они встречались за обедом. И, так получилось, разговорились. Взгляд у Гаврилова был колючий, а мысли – провокационные. Он любил их высказывать, попивая компот. Еще он любил над людьми подтрунивать. Обедающие люди ему не очень нравились. Да и вообще люди, честно говоря, не внушали ему доверия. Человечество Гаврилов презирал. И общество презирал тоже. Также он любил пройтись по нашему государству. Все ему не нравилось: система добровольного медицинского страхования, парламент, правила дорожного движения, даже слова гимна вызывали у него чуть ли не рвотный рефлекс.
Надо сказать, сначала это Федю смущало.
— Ну как это так… — говорил он, удивленно разводя руками, — нет, ну как это так…
Федю так воспитали, что он даже налоги любил платить. Встанет в очередь – и радуется.
Собственно, на этой почве они сначала даже ссорились. Не могли прийти ко взаимопониманию.
— Сытый голодного не разумеет, — заключал обычно в таких ситуациях Федя, хотя это было и не совсем к месту.
— Тьфу, — говорил Гаврилов, закуривал или куда-то уходил.
Но вскоре точка зрения Гаврилова стала доминировать в их тандеме. Это будто бы само собой случилось. Федя с каждым днем все больше и больше проникался гавриловским духом. Если раньше Федю подмывало созидать (вспомним стены, окрашенные персиковым цветом), то теперь в нем проснулась тяга к разрушению. Гаврилов подпитывал его идейно. Он ведь был не дурак, почитывал кое-какие книжки по философии, социологии, психоанализу. Читал он их неразборчиво, черт поймешь как и пролистывая по несколько страниц за раз. Но кое-чего нахватался. Цитировал Гегеля (на самом деле Ницше, но он думал – Гегеля). В общем, считался умным. А Федя с детства тянулся к таким.
В общем, скоро они сколотили как бы ячейку. Было в ней что-то анархическое, а что-то от Фенимора Купера.
Они собирались у Гаврилова на квартире – он жил один. Часто на такие собрания приходили и другие люди. Причем, их становилось все больше и больше. Оказалось, что мающихся душ, полных энергии, но не знающих, куда бы ее пристроить, не так уж и мало в радиусе полутора кварталов.
Впрочем, костяк составляли все равно Гаврилов и Федя. Они часто собирались только вдвоем. Это было что-то вроде политбюро ЦК. Гаврилов что-нибудь рассказывал Феде, и Федя радостно слушал и в особенно удачных местах ударял кулаком по столу. Стаканы вздрагивали.
— Верно! Верно! – говорил он.
И пришло время действовать.
Гаврилов это как-то неожиданно осознал. Он думал несколько дней и пришел к выводу, что они должны начать колебать громадину государственного строя.
— Пошатнуть колос! – говорил он на кухне, обращаясь ко всем (и все согласно кивали, а Федя опять ударил кулаком по столу).
Гаврилов думал, с чего бы начать, и идея пришла неожиданно – из газеты. Он прочитал статью о том, что главные коррупционеры в стране – полицейские. Статья была разоблачительная. В ней говорилось, что оборот денег при даче взятки силовикам в год равен бюджету средней европейской страны, допустим, Румынии.
— Можно сказать, что у нас отняли Румынию! – сказал он на следующем собрании, кратко пересказывая основные тезисы материала. Никто, правда, не понял, причем здесь Румыния – пересказывал Гаврилов путано и без ссылок на журналистов. Что-то пронеслось в головах людей, как сигнальная ракета, и исчезло за холмом, растворилось в ночном небе. Даже Федя по столу не ударил.
Гаврилов решил, что, наверное, остальные еще не созрели для действий. «Сырые еще», — думал он, смотря в окно на дождь, на березы, но думая о своих (компаньонах? учениках? – пока что еще он их не определил в конкретную группу). Тогда он доверился Феде.
Он объяснил ему, что пришло их время, во второй раз пересказал статью про полицию и отметил, что знает рецепт успеха.
Гаврилов встал (ему захотелось влезть на табуретку, но он устоял, в смысле, не полез).
— Мы побьем полицейского!
Федя встрепенулся.
— Чтооооо?
— Побьем полицейского!
Федя смутился. В детстве мама привила ему любовь к законопослушанию. Перейти грань ему было тяжело. Да, он чувствовал, что нечто подобное сделать нужно, но, может, не так сразу…
— А если начнем с чего-то другого?
— С чего же? Повесим кота?
Федя задумался было: причем здесь кот? Потом решил, что речь вовсе не о коте. Вдруг у него в голове прозвучало: «Кто не с нами, тот против нас!», хотя Гаврилов ничего такого не говорил (вроде бы).
— Ну, так что? – спросил Гаврилов.
Федя схватился за скатерть.
— А это необходимо?
— Конечно!
Федя сдался, и на глаза у него навернулись слезы, как в тот день, когда он красил подъезд.
План был прост. Найти на улице постового, накинуться на него, поволтузить (несерьезно, чуть-чуть, для профилактики), крикнуть, что это ему за коррупцию и разбежаться в разные стороны. Федю смущало, что это напоминает какое-то хулиганство. Но Гаврилов его успокоил. Выкрики про коррупцию выводили дискурс на новую высоту.
Пару дней они готовились. В первую очередь, морально. Федя ходил по улицам сам не свой и, даже не замечая, сторонился не только полицейских, но и пожарных. Гаврилов чувствовал себя спокойнее, только курить стал больше и задумчивее.
В назначенный день они оделись попроще и вышли в город. Вечерело. Витрины подмигивали заговорщикам. В августовском небе дрожала луна. Тут друзья столкнулись с практически непреодолимой проблемой. Выяснилось, что полицейские ходят по двое, а то и по трое и предпочитают, как на зло, шумные, наполненные людьми улицы. Гаврилов разозлился из-за того, что такая мелочь ускользнула от его внимания, а Федя даже обрадовался.
— Ничего, — сказал Гаврилов, притянув Федю к себе, — будем курсировать туда-сюда, может, подвернется шанс.
И они стали курсировать. Продавщица хот-догов на углу даже приняла их за влюбленную парочку. Несколько раз им попадались полицейские, но в группе. А это было не то.
Настроение совсем испортилось. Кроме того, намечался дождь. Расстроенные революционеры поплелись к себе.
— Неудача! – вздыхал Федя, немного наигранно. Гаврилов молчал и напряженно курил. Он понимал, что сегодня пошатнулся его авторитет, заработанный таким трудом. Он шел фиолетовый от злости и пыхтел.
Они уже почти пришли к той точке, где собирались расстаться, разойтись в разные направления, как вдруг увидели в конце дома курсанта института МВД.
— Смотри! – дернул Гаврилов Федю за рукав.
Федя втянул голову в плечи и прикусил губу. Он расстроился.
— Может, не будем?
— Будем! – сказал Гаврилов, поправляя куртку, — обязательно будем!
Курсант был молоденький, короткостриженный, похожий на пирожок. В руке у него был зажат полиэтиленовый пакет с логотипом косметической фирмы.
— Да это же школьник! – шепнул Федя Гаврилову.
— Это будущая шестеренка механизма репрессий!
Гаврилов подскочил к курсанту и заехал тому кулаком в ухо.
— Нна! – крикнул он.
Курсант ойкнул и завалился вправо, на темный газон.
— Получай, гад! – Гаврилов добавил ему ногой.
Федя стоял в полупозиции, не зная, что делать. Он оцепенел от неожиданности. Гаврилов бил курсанта ногой в живот, пританцовывая. Федя смотрел на это, широко распахнув глаза. Он вспомнил, что ведь ни разу в жизни не причинил кому-то неприятностей.
— Вот тебе, гнида! – кричал Гаврилов, брызжа слюной.
Очередной удар пришелся в особенно больное место, и курсант издал длинный, протяженный стон. Федя вышел из оцепенения. Он подскочил к Гаврилову и схватил напарника за локоть.
— Стой! Так нельзя!
Гаврилов вошел в раж. Его глаза пылали, как баррикады. Федя с трудом оттащил его в сторону, хотя и был гораздо крупнее.
— Будет знать у меня! – сказал Гаврилов, отплевываясь.
Федя смотрел на перекошенный рот Гаврилова, на раздувающиеся ноздри… Внезапно он понял, что Гаврилов не ввел в акт идеологическую составляющую.
— Ты ведь… А как же коррупция?
Гаврилов вытер рот.
— Ах, да… Коррупция, сволочь! – крикнул он курсанту. Курсант лежал в позе эмбриона, закрыв глаза, и подрагивал. Тут Гаврилов вышел из транса битвы, овладел собой.
— Так, — сказал он, — пора валить.
— Надо, — сказал Федя, — ему помочь.
— Сам справится, — сказал Гаврилов.
Федя упрямо покачал головой.
— Надо помочь.
Гаврилов огляделся.
— Пошли!
Но Федя подошел к курсанту и присел около него.
— Вообще больной! – сказал Гаврилов. – Ты больной? Вот черт… Я отступаю! Слышишь? Передислокация…
Гаврилов побежал в сторону. Бежал он уверенно, лихо подбрасывая ноги. Федя посмотрел ему вслед и подумал, что настоящие герои так не бегают. Они ведь вообще не бегают.
Он потряс курсанта за плечо.
— Эй, парень, как ты? Ты как? На платок.
Парень открыл глаза. Федя смущенно и несколько виновато улыбался.
Курсант, застонав, сел и взял платок из Фединых рук.
— Ты уж извини, — сказал Федя, — он совсем с ума сошел.
Губа у парня была разбита, из нее сочилась кровь. Он всхлипывал, задирая нос.
— А ты-то кто? – спросил курсант.
— Я? Да так… Давай помогу тебе. Может, в медпункт?
— Я сам. Сам…
Парень кое-как встал, отряхнулся. Федя стоял напротив. Все такой же смущенный, подавленный. Но, конечно, курсант выглядел более подавлено.
— Ты уж меня извини, — сказал Федя, — это мой знакомый. Он… странный немного…
— Странный?
— Ну да. Он… Ну даже не знаю, как объяснить…
Тут парень сделал какой-то резкий выпад вперед и ударил Федю ладонью по шее, Федя почувствовал острую боль, скрючился и грохнулся на асфальт. Нокаут. Курсант, оказывается, неплохо знал айкидо. Только то занятие, где говорили, что нужно быть всегда начеку, он пропустил. За беспечность и поплатился.
Федя же лежал на асфальте, и ему было очень больно продолжительное время. Потом приехал патруль, вызванный кем-то бдительным, и рассвет Федя встречал в отделении полиции, где гостеприимные полицейские устроили ему веселую ночь, познакомив с некоторыми способами ведения допросов. И хотя Федя уже все рассказал (скрывать ему было, по сути, нечего), допрос не спешили заканчивать…
Гаврилов же после того случая, ставшего легендарным, пошел в гору. С Федей он больше не общается. Он считает его слабаком.

Автор

Антон Ратников

Журналист, писатель и немного человек.