«Словами не передать, что мы там пережили»

11 апреля — Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Накануне мы поговорили с председателем Фрунзенского общества узников Петром Филипповым, который рассказал нам о жизни в трудовом лагере, возвращении домой и работе общества, которое он возглавляет.


Когда войска отступают и все эшелоны уходят, последним едет специальный железнодорожный состав – рельсоразрушитель. Он нужен для того, чтобы замедлить продвижение войск противника. Мой отец управлял таким. Рельсоразрушитель уехал. А мы остались.

Мы жили в деревне под Новгородом. После того как наши ушли, мы перебивались одно время в землянке, но потом подошли немцы, и нас переместили обратно в деревню, где мы находились до 1943 года. Потом нас погрузили в товарник и отправили в рабство.

В Прибалтике приходили люди и брали себе работников, которые трудились у них на хуторах. У нас были специальные нашивки на одежде. Потом через Рижский порт оказались в Данциге. А там уже железнодорожным составом направили в Нойштадт.

Союз узников фашистских концлагерей занимается просветительской работой в школах. Мы рассказываем детям о том, что там пережили. Конечно, словами это трудно передать. Ужас, боль, отчаяние – все эти слова не могут в полной мере отразить то, что переживали узники.

У меня есть фотографии из разных фашистских лагерей. Некоторые из них я демонстрирую на встречах со школьниками. Самые страшные я никогда не буду показывать. На это смотреть без слез нельзя. Впрочем, и так девочки часто плачут. Это тяжело.

Школьники часто спрашивают: а почему вы не могли бежать? Это, конечно, смешно. Как ты побежишь, когда кругом неизвестная страна? Ты дорог не знаешь, языка… Да нас, малолетних, бы просто собаки задрали.

Побегов из трудовых лагерей почти не было. Я, по крайней мере, ничего такого не помню. Если люди и бежали, то при пересылке. Но это редко заканчивалось удачно. Людей ловили и обратно возвращали или расстреливали просто.

Немцы заставляли работать всех, начиная от двенадцати лет. Мне было семь, но и меня время от времени заставляли заниматься упаковкой отходов от разработок леса. Там оставалась стружка, разные поленья. Все это нужно было аккуратно упаковать. Если упакуешь неаккуратно, надсмотрщик мог плеткой ударить. Так что мы старались.

Газогенераторные машины. Для них шла эта стружка.

Держали впроголодь. След остался на всю жизнь. У меня дистрофия, грудь впалая. А вся моя родня богатырского телосложения. Например, мой дядька жил в Александровке. Он в семьдесят два года тяжеленные гири подавал. У меня такого здоровья нет.

Нас освободили 18 марта 1945 года. Лагерь тогда оказался меж двух огней. Когда наши войска вошли в лагерь и стали заходить в бараки, в один из них попал снаряд. Там находился и мой старший брат. Все тридцать пять человек погибли. Пять солдат и тридцать узников. Они похоронены в братской могиле там под Нойштадтом.

Помню то место, где похоронили брата. Над его могилой – три сосны. Я хотел бы там побывать, но как? Поехать в Германию не позволяют финансы, и многих людей, которые там лежат, не посетить.

Как-то после войны я ездил в Рижский порт. Смотрел на те ангары, где мы пробыли какое-то время. Они такие массивные, из красного кирпича. В ту ночь, когда нас грузили в порту, был страшный шторм. И наши еще бомбили караван как следует. А может, это были союзники, не разберешь. Я стоял на берегу Рижского залива и все это вспоминал.

Возвращение было долгим. Мать взяли в «Трофейную команду» поваром. Мы гнали скот из Германии. Помню, я правил упряжкой. Меня даже артиллеристы зазывали в Ленинград, в Суворовское училище. Но мать не отпустила.

В школу я пошел поздно. В первый класс – в десять лет. Ничего не попишешь, война.

Когда мы вернулись, сестер отправили на торфразработки. Хорошую работу было не найти, в институт не поступить. Нам говорили, что мы – враги народа. Это было очень обидно.

После войны я работал на железной дороге, коногоном, в забое, на шаровой мельнице, где мололи известь. Смену закончишь – кровь идет из носа. Негашеная известь все разъедает.

Тридцать три года я работал на заводе в Обухово. Увлекался рационализацией и внедрял новую технику. Создал несколько изобретений. Даже две медали на ВДНХ получил.

Армейскую службу проходил в Венгрии, когда там были события 1956 года. Один парень со мной служил, родом с Кубани – погиб.

Когда идет бой и в тебя стреляют, нужно брать на три пальца ниже вспышки, и постоянно менять позицию. Этому меня в армии научили.

Раньше все скрывали тот факт, что мы узники. Только в 90-е мы с сестрами написали в Новгородский КГБ, и оттуда пришел ответ, что в лагере были и компрометирующих данных на нас нет. Так и получили статус узников.

Я обошел все муниципальные образования по поводу празднования Международного дня узников. Вроде бы все согласились помочь в организации. Некоторые, конечно, заартачились. Но не все. В преддверии праздника будем вручать медаль «Непокоренные». Она утверждена Геральдическим союзом, и это не побрякушка, а настоящая медаль.

Я давно состою в Союзе узников. Сначала был простым членом, потом стал заместителем. Теперь вот уже десять лет я председатель общества. Сейчас не знаю, что дальше буду делать. Может быть, сложу с себя полномочия. Устал ходить с протянутой рукой.

Изменилось ли в обществе отношение к узникам? Я не знаю. Это очень сложный вопрос.

Автор

Антон Ратников

Журналист, писатель и немного человек.