Дети болеют. Что может быть хуже? Первой затемпературила Ника. Ночью за тридцать девять. Вызывали врача. Пришла дама, учтивая, воспитанная грузинка. Судя по всему, компетентная. В наших поликлиниках такое бывает не часто. Осмотрела девочку, сказала, ретровирус. Не знаю, что значит это загадочное слово. Старомодное заболевание, предпочитающее шляпы с широкими полями? Мне представляется нечто черно-белое, маленькое, копошащееся… Еще у Ники какая-то сыпь во всему телу. На ветрянку не похоже. На краснуху тоже. Врач говорит – аллергия.
Вечером заболел Витя. Сначала чуть-чуть погрустнел, потом завял, как цветок. Ночью градусник показывал за тридцать восемь. Алена даже хотела вызвать скорую. Но мы справились с помощью анальгина. Один фельдшер нам как-то сказал, что это лучшее средство. А ведь правда…
Утром Витя проснулся уже без температуры. Ника же вся в красных точках, как в веснушках. Вызвали врача еще раз. Ждем.
Лежим с Никой на кровати. Я читаю книгу. Ника смотрит телевизор. У нас послеобеденный отдых.
Когда Нике надоедает телевизионное однообразие она поворачивается ко мне и громко заявляет:
— Мама!
Это у нее значит все, что угодно. «Дай», «открой», «привет», «ты очень милый», «спасибо», «что происходит?». И так далее.
— Мама! – говорит Ника и тыкает в книгу, — мама!
Я принимаюсь читать в слух. Это «Котлован» Платонова. Вещь, которую принимают далеко не все взрослые. Ника же слушает внимательно. С интересом. На наиболее ярких местах останавливает и просит повторить:
— Мама!
Я повторяю.
Минут через десять литература ей надоедает. Душа требует экшна. Она тыкает пальцем в книгу. Переворачивает страницы. Пародирует мой тон.
Читать становится невозможно.
Ника же забирает книгу себе и отказывается отдавать.
— Ладно, — говорю, — любимая, читай.
— Мама! – говорит она, улыбаясь, — мама!
