Как в Европе

Журналисты Грушницкий и Ионов прогуливались по бульвару в послеобеденное время. Светило солнце, пели птицы, но настроение у них было невеселое. Выходя из редакции, они столкнулись с пьяницей Федоровым, который подрабатывал в газете составлением кроссвордов. Федоров, как водится, был пьян, нес околесицу и потребовал полтинник на пиво. С каждого. Грушницкому и Ионову не хотелось давать, но они боялись, что каждый подумает на другого, мол, он скуп. Пришлось дать.
Радостный Федоров, почесывая свалявшуюся бороду, удалился. А приятели в испорченном настроении пошли до метро. Сначала оба угрюмо молчали. Грушницкий вспоминал полтинник, а Ионову был неприятен образ дикого и опустившегося журналиста.

— Эх, Россия! – сказал он, вздыхая, как бы самому себе.
— И не говорите, голубчик! – поддержал его Грушницкий, причмокивая губами от досады.
— Куда мы катимся?
— Известно куда: в пропасть…
Оба замолчали на какое-то время, остановившись на красный сигнал светофора, но, удалившись с оживленного перекрестка, начали с новой силой.
— Как же так можно? Ну как же так? – убивался Ионов.
— Ваша правда, Андрей Ильич. Живем, как животные. Даром, что не в грязи…
— Такая нищета кругом, невежество, необразованность…
— А ведь когда-то были самой читающей страной! – волновался Грушницкий.
— Ха! Теперь каждый двух слов связать не может. Тьфу!
— Каждый так и норовит напиться, дай только повод!
— Да и повода не надо, Андрей Ильич! Пьют просто так…
— Противно.
— Да не то слово.
Выпустив пар, приятели продолжили свой променад. Каждый сосредоточено думал, выискивая момент, чтобы продолжить разговор. Первым не выдержал Ионов.
— А все отчего – от невежества. А невежество откуда? От нашего русского наплевательства! Нам плевать на все: на друзей, соседей, знакомых, даже на самих себя плевать!
Грушницкий задумался.
— Как же быть с начальниками? На начальников нам… многим из нас… определенно не наплевать…
Ионов вздохнул.
— Да и на начальников плевать! На всех! На всё! Мы живем точно котята невидящие! Как слепые об стены бьемся! А если бы каждый, ну прям каждый человек взялся бы за ум. Не отстранялся бы от мира, а наоборот – приближал бы его. Если бы он во всем принимал деятельное участие. Что бы у нас тогда было?
— Хорошо было б…
Ионов засуетился.
— Вот я на праздники был в Европе. И там — посмотришь на людей, диву даешься. У каждого на лице написана заинтересованность. Участие в жизни общества! Видно, идет человек по улице, а ему не все равно. Ему есть дело до всего происходящего. Идут люди, а у них лица человеческие. А у нас – что не посмотришь – свиное рыло.
Грушницкий внимательно вгляделся в лица проходящих и действительно нашел несколько похожих на рыла физиономий.
— Ваша правда, Андрей Ильич.
— Досадно…
— И не говорите.
— Когда у нас будет так, как в Европе?
— Ой, не знаю, Андрей Ильич, ой не знаю. Если бы все, как вы говорите… деятельное участие там, и все остальное, то хоть завтра, а так — неизвестно когда.
Ионов ненадолго задумался.
— Я так думаю, — продолжил он, — что надо с самих себя начинать. С внутренностей, так сказать. Чтобы каждый индивидуум над этим задумался и какие-то выводы для себя сделал.
— Да, надо б.
Тут приятели дошли до следующего перекрестка и увидели перед собой следующую картину. Прямо перед пешеходным светофором стояло две машины и водитель одной, яростно фыркая, мутузил владельца другой.
— Ты, гаденыш, будешь знать, как честных людей на дороге подрезать! – орал верзила, пихая свои огромные кулачищи через открытое окно машины в салон щуплого молодого человека. На перекрестке стояла прорва народа, все внимательно наблюдали за этой сценой, но никто пальцем о палец не думал ударять. Приятели тоже внимательно следили за происходящим, благо сцена разворачивалась прямо перед их глазами. Грушницкий сверлил дерущихся жадными блестящими глазами и размышлял, вытащит ли здоровый из машины худого и не начнет ли возить об асфальт. Ионов, помня о своих недавних словах, испытывал душевный трепет. «Это же несправедливо!», — думал он.
— Может, стоит помочь? – сказал он робко и неуверенно, дернув Грушницкого за рукав. Грушницкий ухмыльнулся.
— Да ну их. Сами разберутся. Нечего под горячую руку лезть.
— По-моему, это не честно… — сказал Ионов еще более увядающим голосом.
— А вам то что? Дерутся и дерутся. Главное, не нас бьют, — после этих слов Грушницкий рассмеялся.
Ионов замолчал и отвернулся. Тут загорелся зеленый и все пошли дальше по своим делам. Драка продолжалась. Ионов хотел еще что-то сказать, но передумал. Так они и шли в молчании до метро, где и расстались.