Четверг

Рассказ из 2003 года.

Небольшой завод по производству пластмассы напоминал улей, в который случайно залез термит. Рабочие цеха копошились как пчелы и носились из одного угла в другой.
— Че такое? – вылез из своей будки рабочий Борисов, — Потоп?
— Если бы. Отец собрание собирает, — ответил ему спешащий в зал собраний рабочий Васильев.
Отец – это директор завода, человек старой закалки, ему не чужды такие слова, как комсомол, товарищеский суд, пролетариат и госплан.
— Гхм… Какая муха его укусила? – недоумевает Брисов.
— Видимо, очень большая. Собрание через пять минут, — отвечает Васильев.
— Гхм… — подытоживает Борисов и присоединяется к толпе.

Зал собраний — это никакой не зал собраний, а старый и заброшенный с перестройки цех, в углу которого стоит трибуна. Трибуна такая же старая, как и цех, рабочие говорят, что с нее вещал еще Леонид Брежнев, когда приезжал смотреть завод в, дай бог памяти, тысяча девятьсот каком-то году.
— Ну что? – спрашивает Борисов и уже стоящего посреди зала рабочего Потапова.
— Ничего. Ждем-с. До первой звезды нельзя.
— Гхм… — Борисов окидывает взором зал, — чего-то народу не шибко много.
— Обеденный перерыв. – уточняет Потапов. – Кто будет слушать этого старого пердуна в обеденный перерыв?
— Так ведь ты здесь, — усмехается Борисов.
— Так у меня по графику обед в пол-второго. Я здесь, так сказать, в рабочее время. В отличии от некоторых. – торжествует Потапов.
— Гхм… — смущается Борисов, — тогда я пойду.
— Да не спеши. – Потапов водит носком башмаку по полу, — говорят, что будут говорить нечто серьезное.
— Ага, — Борисов саркастически кивает головой, — знаю я это серьезное. Опять лекция о вреде пьянства. Или там, о курении в цеху. Нет уж, меня сюда и в рабочее время не заманишь, — Борисов направляется к выходу, но поздно, в этот момент в зал входит директор завода. Рабочие, курящие в сторонке тут же срываются с насиженных мест и занимают плацдарм у трибуны, на которую взбирается отец. Собрание начинается.
— Дети мои… — говорит директор завода. Всех рабочих он по привычке считает за своих детей. Впрочем, те папой его называют лишь ради смеху. Сами они не очень-то любят этого старпера, которому давно пора на пенсию и которому вообще, прогулы на кладбище ставят. – Дети мои, — повторяет отец, и вновь делает театральную пазу. Себя он считает чуть ли не за Демосфена. Однако рабочие сомневаются в его ораторских способностях.
— Пошел ты, папа, — доносится откуда-то с задних рядов, но директор этого не замечает.
— У меня для вас хорошая новость. – говорит он и поднимает руки. В эти мгновения он напоминает Понтифика. Рабочие смущаются, среди зрителей проносится шепот. «Что за новость?».
— Наверное, вы все знаете, что зарплату мы выдаем своим рабочим всегда по пятницам. – Рабочие начинают шептаться еще более яростно, зарплата – больная для них тема.
— Но все дело в том, что завтра банк не работает — профилактика.
— Ка-а-а-ак? – не выдерживают у кого-то нервы.
— Не работает?
— Облом с зарплатой? – слышится с задних рядов.
— Да вы что опупели совсем?
— Устроим забастовку! А лучше – путч! – кричит заводской весельчак Зуев.
— Тихо, тихо, дети мои, не торопите события. Не бегите, так сказать, впереди паровоза. Зарплату мы дадим сегодня.
— О-о-о-о! – слышится из зала. Кто-то сдержанно хлопает.
— Гип-гип, ура! Первое разумное решение руководства в этом году! Это надо отметить! – кричит Зуев.
— Только! – поднимает руки вверх директор. – Только никаких отмечаний. Помните, завтра рабочий день. Обыкновенный рабочий день. Все выходят как всегда к восьми.
— О чем речь! – слышится из зала.
— Е-мое! – кричит Зуев.
— Хорошо, зарплата в конце дня, как всегда в кабинете у бухгалтера. Все на сегодня, дети мои, — директор опустил руки, а пролетариат начал расходится.
— Гхм… — прокомментировал ситуацию Борисов.
— Ну что? – подошел к приятелю Зуев. – Что мы все папу ругаем? Руководство – оно хорошее. Видишь, даже зарплату на день раньше дает. Заботится, бляха-муха.
— Рано радуетесь, — промолвили проходивший мимо вечно угрюмый рабочий Васильев. — Больше дней придется без зарплаты жить. Вот так вот.
— Иди ты со своими пессимистичными мыслями, — парировал Зуев. – У нас есть более важные дела, нежели пускание соплей. Господа! – сказал он Борисову и Потапову, — я думаю, это стоит отметить.
— Отметить? – Потапов вопросительно поднял правую бровь.
— Гхм… — молвил Борисов.
— Учтите, что за нахождение на рабочем месте в пьяном виде следует незамедлительное увольнение, — поднял палец вверх Васильев.
— Хорошо, что не суд Линча. Не нервничай, коллега! Никто не собирается пить на рабочем месте. Это не в наших правилах. Верно, господа?
Бровь Потапова медленно опустилась, а Борисов развел руками:
— На рабочем месте – ни грамма.
— Впрочем, — продолжил Зуев, — после рабочего дня никто не запретит. Даже папа римский. Так, что на проходной в семь. Явка строго обязательна.
— Гхм… — Борисов улыбнулся и подмигнул Зуеву, а Потапов потер руки.
— Не забывайте, что завтра – на работу, — заметил Васильев.
— На работу? – Потапов несказанно удивился.
— Блин, — скорчил рожу Борисов, — завтра ж пятница.
— И? – Зуев сложил руки на поясе, — лично меня никакие преграды не остановят.
— На буднях я не употребляю. Адью! – раскланялся Васильев.
— Да, в четверг пить как-то невдобняк, — подтвердил мнение товарища по работе Потапов, — пойду я.
— Гхм… — Борисов глубоко задумался. – Сложно будет остановиться, боюсь. Я ж привык двое суток пить. Пожалуй, нет. Предложение, конечно, соблазнительное, спору нет, но я вынужден отказаться. Пока!
Зуев остался в гордом одиночестве и сплюнул под ноги:
— Так я вам и поверил! Бьюсь об заклад, что сегодня, негодяи, напьетесь, — но его никто не слышал.
Однако в семь часов вечера на проходной было не протолкнуться. Кто-то ждал кого-то и в глаза сослуживцев старался не смотреть. Зуев, увидев, это вавилонское столпотворение почесал за ухом.
— Дмитриев! А ты кого ждешь?
— Да так, — Дмитриев напряженно смотрел в другую сторону. – Павлова и Морозова.
— Зачем это? – удивленно-непонятливым тоном осведомился Зуев.
— Э-э-э-э, — Дмитриев замешкался, — прогуляться просто.
— Понятно, — Зуев сделал несколько шагов вперед, — А ты, Митрофанов, тоже прогуляться?
— Да… То есть, нет. В смысле, да. Но… короче, гулять.
— Ясненько, гуляки, — тут он заметил Борисова, — и ты здесь, етишкин конь!
— Не ори! – Борисов оглянулся по сторонам. – Видишь, сколько народа.
— И что с того? – осведомился Зуев, — все нормальные люди идут отмечать получение заработной платы.
— Но завтра пятница…
— Этих людей, — Зуев показал на толпу, — это мало волнует.
— Вообще-то, они не пить идут, — покачал головой Борисов.
— А куда? В церковь? Причащаться?
— Ну, не знаю. Куда угодно.
— Сейчас посмотрим, — Зуев понял персты к небу, — Народ, вы идете с нами бухать?! – крикнул он.
Гул, стоявший до этого на проходной сразу стих. Народ безмолвствовал. Все стеснялись.
— Да или нет? – повторил Зуев.
— Завтра же пятница… — неуверенно прошепелявил Митрофанов.
— А сегодня – получка. Хотя чего я с вами говорю, пойдем от них. Они ничего не понимают в колбасных обрезках, — Зуев развернулся, и они с Борисовым уже хотели было уходить, как их нагнали Потапов и Васильев.
— Мужики, стойте, вы куда? – Потапов потянул Зуева за рукав.
— В синагогу, — огрызнулся Зуев.
— Да ты, что? Обиделся? – Борисов прямо растерялся, — Я с вами, мужики. Один за всех.
— Хрен с тобой. Присоединяйся, — оттаял Зуев, — а этот морж хреновый, -указал он на Васильева, — тоже с нами.
— Сам ты… — Васильев махнул рукой, — конечно с вами.
— А как же, — злорадствовал Зуев, — все эти разговоры о четверге.
— У меня, в отличие от некоторых, тормоза есть. Я могу себя ограничить парой рюмок, чисто ради душевной компании. И не факт, что я напьюсь, если вечером, в конце тяжелого рабочего дня, иду со сослуживцами отметить получения зарплаты. Не факт!
— Как сказано, — Зуев одобрительно покивал головой. – Надеюсь, что кроме тебя, тормоза есть у всех, — а то не хочется завтра перед начальством оправдываться, чего это, мол, половина личного состава не вышла.
— Гхм… — Борисов кивнул головой, — у меня есть.
— Ну-ну, — кивнул головой Васильев. – А когда ты в прошлом месяце решил вечером глоток пива сделать, а в итоге ушел на неделю в запой, и не вылетел только потому, что папа был в командировке, у тебя тоже тормоза работали?
— То было в пятницу, — загромыхал Борисов. – Зато ты, Васильев, — опомнился он, — не так давно решил бросить пить. Это было в четверг. А уже в пятницу, ты ночевал в вытрезвителе! Не помнишь, куда тогда свои тормоза дел.
— Это была гнусная провокация федеральных служб, — парировал Васильев.
— Все! – лопнуло терпение у Зуева, — кончайте этот сыр-бор. Пошли праздновать!
И собутыльники покинули территорию завода.

На следующий день папа, он же директор завода, как всегда пришел на работу пол-восьмого, эта старая змея, всегда приходил за полчаса до начала рабочего дня. Он прошел в свой кабинет и начал перебирать какие-то никому не нужные бумаги. Занимался он этим минут двадцать и, посмотрев на часы, обнаружил, что начался новый рабочий день. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, он решил спуститься в цех.
В цеху было пусто, как на Северном полюсе.
— Что за хренотория? – удивился папа.
Он походил между станков, установок, машин и к своему крайнему изумлению обнаружил полное отсутствие детей на местах. Папа захлопал ресницами с потрясающей частотой и взглянул на большие часы, висевшие посредине цеха. 8:10. Он протер глаза и взглянул еще раз: 8:10. Озадаченно, почесав подбородок он посмотрел на наручную «Ракету». 8:11.
«Отстают», — подумал он о часах в цеху.
«Где же эти ленивые ублюдки?» — подумал он о рабочих, — «может что-то на проходной случилось».
Он прошел на проходную и там столкнулся с Зуевым. Зуев, облокотившись на перила, старался подняться по лестнице. У него не получалось.
— Зуев? – заверещал директор завода.
Зуев еле-еле поднял глаза:
— Папа?
— О, нет! Да ты пьян в стельку! Какого хера! Что за … Где все?
— Па-а-а-а-прошу! – Зуев покачал указательным пальцем в воздухе. – Без оскорблений! Ща все будут.
Директор схватился за голову и побежал вниз по лестнице. На проходной одиноко сидела вахтерша – Баба Валя.
— Баба Валя, проходил кто?
— Минут десять назад прошел Зуев, милок.
— И все? А еще кто-нибудь был?
— Ну, милок, Васильев еще в начале восьмого пришел. Да и все.
— Черт подери! – Директор рванул вверх и, пробега мимо поднявшегося еще на одну ступеньку Зуева, обронил:
— Можешь не стараться, ты уволен!
— Да пошел ты! – Зуев сладко рыгнул, развернулся и так же осторожно начал спускаться вниз. Но директор этого уже не видел. Он как раненая в задницу газель несся вверх.
«Васильев пришел! Так я и знал. Золотой работник! Повышу его до бригадира! Даже до начальника цеха. Пускай все знают, что такое -подчинятся требованиям дисциплины».
— Васильев!!! – крикнул он, вбежав в цех, — Васильев!!!
Молчание было ему ответом.
— Ты что в туалете? – вновь крикнул директор, но его слова лишь отразились от гулких стен. «Наверное, в туалете». – решил директор и зашагал туда.
Едва войдя в заводской клозет, он услышал легкий и беззаботный храп, не знающего еще о резком взлете карьеры, Васильева. Директор завернул за угол и увидел тело. Васильев спал беспробудным, невинным сном чистого, как белый снег младенца. Только тошнотворный запах перегара разбивал все мечты о трезвости.
— Васильев, — потряс его за плечо директор, пытаясь пробудить. – Васи-и-ильев!
Васильев только зачмокал и захрапел с еще большей убедительностью.
— Ну и мудак же ты! – воскликнул в сердцах директор и плюнул под ноги, — уволен, к едрене фене! Тоже мне, начальник цеха. Эх!
Директор снова вышел в цех и взглянул на часы. 8:10.
— Что за чертовщина, — крикнул он, его «ракета» показывала 8:21.
— Дык, милок, — послышал он голос любопытной Бабы Вали, поднявшейся наверх, – они уже с месяц стоят.
— Никто больше не приходил? – спросил он у вахтерши.
— Нет, милок, — ответила старушка, — я ключи Матвеичу сдала, а сама пойду.
— Иди, бабуль, иди, — махнул рукой директор.
— Больше никогда и ни за что не буду выдавать зарплату по четвергам! – решил для себя директор, — в этом корень всех бед! Будь я проклят!