12 серебренников

Нашел в закромах Родины рассказ 2003-го года. Если не ошибаюсь, это самый старый мой окололитературный текст, который сохранился на свете. Качество текста — обескураживает. Но раз решил выкладывать все, что смог найти из старого — делать нечего.

— Как он посмел! Малокосос! Сопля! Да я таких, как он пачками на завтрак ем! — депутат городского собрания Павлов в бешенстве сорвал с шеи галстук и швырнул его на диван. Дорогая вещица, купленная в московском бутике, шмякнулась рядом с, кинутым в том же направлении чуть ранее, пиджаком, приобретенном в Париже, и, сжавшись в комок, стала походить на обычную тряпку.
Жена депутата Павлова (а галстук был ее подарком на 50-летний юбилей мужа) тут же схватила этот предмет гардероба и стала непослушными пальцами сглаживать складки, образовавшиеся на шелковой ткани.
— Вова, остынь, — жена старалась сгладить не только складки каких-то вещей гардероба, но и шероховатости семейной жизни. Она с успехом занималась этим все 27 лет общей жизни, поэтому вправе была рассчитывать на победу и в этот раз.
— Нет, ты не понимаешь, — Павлов не хотел успокаиваться, его кровь бурлила, а мозг кипел. – Мне, депутату с двенадцатилетним стажем, почетному доктору университета, президенту общества помощи бездомным детям. Человеку, с чьим мнением считается сам президент, мне, мне предлагать пойти на предательство!
— Президент? – удивилась жена.
— Ну, — осекся на секунду Павлов, — по крайней мере, он меня знает и уважает, и когда я бываю в Москве, то всегда провожу время в Кремле.
Жена закончила с галстуком и, отложив его в сторону, занялась пиджаком, который тоже выглядел не лучшим образом.
— Вова, ты как будто в первый раз, у вас же, как выборы, то всегда взятки, в этом нет ничего необычного.
— А-а-а-а! – махнул рукой Павлов и плюхнулся на кресло, стоявшее напротив дивана. Он отбивал ногой некий нервный ритм и цокал языком, как делал обычно, когда нервничал. – Нет, Зоя, пойми, в этот раз это выходит за все рамки. Хочешь узнать, как это было?
На самом деле Зоя не очень-то и хотела, но особого выбора у нее не было, и она кивнула головой.
— Значит так, — Павлов взял небольшую паузу, — встречает меня после заседания какой-то парниша, лет эдак двадцати пяти, знаешь, из тех, что проводят все время в тренажерных залах, у него шея – двумя руками не обхватить, так вот, он мне и говорит, я, мол, помощник кандидата в мэры господина Зырянова, ну этого правого недоноска. Я, естественно спрашиваю, ну и что, мол, мне-то какое дело. А он мне, что, мол, есть у этого хрена Зырянова такое предложение, от которого я не смогу отказаться. Чувствуешь?
Зоя чувствовала, но не до конца.
— Так вот, — продолжал Павлов, поцокав языков. – Я, естественно, уделил ему пару-другую минут. Пришли мы в кабинет, а этот… — тут Павлов осекся опять, ругаться матом при жене он так и не научился, — этот алигофрен и говорит, так, мол, и так, помогаете Зырянову с выборами и мы вам – некую сумму, — тут Павлов заговорил таинственным, почти шпионским шепотом, — триста тысяч долларов.
— Ух ты! – возглас удивления вырвался у Зои помимо ее воли. Она тут же сглотнула слюну и совладала с собой. – И что ты ему сказал, дорогой? – осведомилась она.
— Я? — Павлов усмехнулся, — я ничего ему не сказал. Хотя, думаю, надо было послать его ко всем чертям. Ну, ничего, подожду до понедельника, он обещал зайти еще раз…
— Триста тысяч! – Зоя, сама того не желая, повторила сумму еще раз, — Вова, а почему ты не хочешь взять деньги? – робко спросила жена.
— Взять деньги? – тут Павлов вспылили не на шутку, вскочив с кресла, он замахал руками как хороший японский вентилятор. – Да ты что, с ума сошла? Деньги, ха! Я не беру взяток!
Зоя откашлялась.
— Вова, успокойся, я просто спросила.
— Просто спросила… — Павлов снова сел на кресло и принялся вновь отбивать чечетку своим депутатским языком.
Однако Зоя все же нашла в себе смелости спросить еще раз:
— Извини, но ты ведь раньше, как бы это, брал…
— Я брал?!! – Павлов опять вскочил. – Это я-то брал? Да я, по сравнению со всем этим жульем, Мать Тереза! Брал! Ну, ты даешь, не ожидал я такого от своей жены. Я, чтобы ты знала, брал не взятку, а… — тут Павлов осекся в очередной раз. Действительно, как еще назвать то, когда одно должностное лицо получает деньги весьма сомнительного происхождения от другого лица и потом выполняет за эти деньги некое действо, которое не совсем уживается со светлым обликом народного избранника? Павлов поскреб подбородок, пауза получалась совсем не театральная. – Короче, — голос Павлова притих, — это была не взятка, — поняв, что звучит это не очень убедительно, он продолжил, — по крайней мере, я не изменял своим принципам, дорогуша. Никогда! И впредь этого делать не буду.
— Ну и хорошо, — согласилась Зоя, — закончим на этом.
Однако Павлова уже было не остановить.
— Понимаешь, — продолжал он, — взятка только тогда взятка, когда ты ломаешь себя. Я же никогда так не делал. Но, буду с тобой откровенен, да и ты это сама знаешь, что мне давали на лапу. И не раз. Но дело все в том, что сейчас, если я возьму эти деньги, мне надо будет пойти на предательство. Когда я брал черный нал за помощь, скажем, кому-то из молодых депутатов – это одно, тут я никого не предавал, а если я возьму их сейчас, то предам, в первую очередь, самого себя. А нет ничего хуже, чем жить с нечистой совестью. Разве я не прав?
— Прав, — согласилась Зоя. – Думаю, что прав.
Но и это не смогло охладить пыл депутата.
— Когда взятку берет гаишник, то он предает свой устав, свою страну и себя тоже, наконец. Когда взятку берет, скажем, футбольный арбитр, то он предает в первую очередь свою честь. Когда я брал взятку, то никого не предавал. Наоборот даже, я помогал. Ну, скажи, кому стало хуже, что построили автостоянку в том месте, где не разрешали строить эти тупые лбы из СЭС? Да никому! Наоборот, все остались в выигрыше, те же управленцы из СЭС получили кое-чего. А кому хуже от того, что прошел закон о повышении пенсий?! Старушки теперь за нас, депутатов, богу молятся. Так, что все то, что я делал – это не взятка даже, это по-другому надо назвать. Взаимовыгодное сотрудничество!
— Да, — вздохнула Зоя. – Ты, конечно, логично рассуждаешь, но скажи, кому будет хуже, если ты поддержишь кандидатуру Зырянова в парламенте? Разве это, в таком случае, не взаимовыгодное сотрудничество?
— Нет, — отрезал Павлов. – Это не взаимовыгодное сотрудничество. Получая эти деньги, я переступаю через свои принципы и предаю себя. А я так поступать не хочу. Как я буду дальше жить со своей совестью?
— Давай тогда закроем эту тему, — сказала Зоя, откладывая пиджак в сторону, и Павлов, которому стало легче, безропотно согласился. Однако как бы они не хотели закончить на этом разговор, он все равно кипел внутри каждого из них. До поры до времени им удавалось скрывать это друг от друга, за ужином они даже смогли обсудить какое-то посредственное ток-шоу, но вечером, ложась спать, снова вспомнили все о чем говорили, и все то, что они хотели сказать, как лава при извержении вулкана, вырвалось из них.
Впрочем, вырвалось скорее из Павлова, Зоя же лишь молча кивала ему в ответ. Павлов приводил какие-то доводы, один ярче другого, отстаивая свою правоту и честность, а его жена, соглашаясь с каждым из них отдельно и со всем вместе, все же думала, что неплохо было бы получить эти деньги, но сказать мужу об этом в открытую боялась. Да и вряд ли бы он стал ее слушать.
Но вдруг, ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба прозвучало:
— Или, может, послать все к чертям, и взять эти бабки, а?
Это говорил Павлов, и голос его был смертельно грустен.
— Ты же не хотел, — напомнила ему Зоя.
— Я и сейчас не хочу, — Павлов повернулся лицом к окну. – Я и не буду их брать, я просто так это сказал.
— Ну и правильно, — согласилась Зоя.
В комнате повисло тягостное, как кисель, молчание.
— Просто, — снова заговорил Павлов. – Это большие деньги… Я вдруг подумал, — слова довались ему с трудом, — что глупо от них отказываться. Такое может быть только раз. Триста тысяч! Я мог бы уже не думать о работе, нам бы хватило этого на всю оставшуюся жизнь, — Павлов взял паузу. – Все-таки деньги – это проклятье, они развращают человека. А ты как думаешь, Зоя?
Зоя приподнялась на локтях и посмотрела в глаза мужу.
— Знаешь, я тоже сначала думала, что они не нужны, но потом… ты прав, от таких денег трудно отказаться. Но то, что ты говорил… предательство, там, это в принципе правильно. Так, что это сложный выбор. Но, знаешь, мне кажется, что ты в любом случае не проиграешь. Если ты не возьмешь эти деньги, их возьмет кто-нибудь другой. И его не будет мучить совесть. Нисколечко. Ты молодец уже потому, что задумался об этом, но пойми, не взять эти деньги — значит навсегда отказаться о том, о чем ты мечтал, а взять – это уступить самому себе. Но, уступив, ты станешь сильнее. Выбирать тебе, Вова, но, чтобы ты не сделал, ты будешь прав.
Больше в этот вечер они ни о чем не говорили.
А с утра в кабинет к Павлову пришел помощник Зырянова. На этот раз он был одет в дорогой костюм серого цвета.
— Владимир Сергеевич, вы приняли решение? – спросил он.
— Все, что я вчера говорил, остается — улыбнулся Павлов.
– Что ж, — улыбнулся ему в ответ молодой человек, — я очень рад, что мы нашли общий язык. Сегодня на заседании просто скажите, что вы за эту кандидатуру. Конечно, эту будет сложно сделать, учитывая ваши предыдущие заявления. Но ради такого дела можно поступиться принципами.
— Мои принципы, — злобно усмехнулся Павлов, — отсутствие принципов.
— И в наше трудное время это единственно верная философия, Владимир Сергеевич, — ответил ему молодой человек.