Рассказ. В очереди

 

Очередь напоминала кипящий котел, у которого сорвало крышку. Я пристроился в самый хвост.

— Вы последняя? – спросил худую женщину в красном многоэтажном пальто.

Женщина медленно повернулась.

— Не последняя, а крайняя…

В ее тоне слышалось недовольство.

— Извините, не знал, что вы служили в армии…

Женщина фыркнула, но ничего не ответила, отвернулась. Вообще это странно, знаю я таких, они предпочитают идти до конца. В студенческие годы я пришел на практику в одну редакцию, поговорил с журналистом, договорился о каком-то сюжете, вышел за дверь… И услышал дикий крик.

— А ну, стой! – послышался женский вопль.

Я замер. В голове промелькнула мысль – надо дать деру. Я похлопал по карманам. Может, неосознанно украл у них пепельницу? Ничего такого… Дверь распахнулась. Напротив меня стояла мегера со злыми глазами.

— А прощаться, молодой человек, прощаться вас не учили?! – закричала она на меня. Никогда в моей жизни мне не приходилось встречать такую настойчивую интеллигентность.

Я что-то промямлил в ответ. Кажется, извинения. Но женщине извинения были не нужны. Она кричала, брызгала на меня слюной и даже назвала: «стервецом». Как будто я навсегда разрушил для нее представление о человеке, как о милом, вежливом существе.

В общем, она заставила меня поздороваться и попрощаться. Покорно склонив голову, я подчинился. А что мне оставалось делать? Ведь передо мной не вахтерша в женской общаге, а главный редактор. Ее подпись должна стоять под документом о защите практики.

С тех пор много воды утекло. С меня слетел налет интеллигентности. Проще говоря, я стал хамом. Недаром наполовину я – уроженец Всеволожска (впрочем, на другую – коренной петербуржец). Да и среди моих знакомых немало людей, предпочитающих спортивный стиль одежды. Но я стараюсь держать себя в руках. Недавно объяснял одному голландцу, что значит слово «гопник». Потратил на это полчаса. Потом заглянул в его блокнот. Там было написано по-английски: «малообразованный человек, пьет алкоголь в подъезде». Я хотел объяснить ему еще и слово «парадная», но передумал. Зачем?

Очередь…  В феврале зима кажется бесконечной. Очередь в сбербанке кажется бесконечной в любую погоду. Как будто в это самое время сюда решил прийти весь квартал. Самое смешное, что через дорогу напротив находится офис какого-то другого банка. По-моему, в его названии присутствуют слова «агро», «промышленность», «Русь» и «кредит». Туда почему-то никто не ходит. Я как-то зашел. Пустота. Сонный охранник читал книгу. Я удивился, это было старенькое, засаленное издание Ремарка. Я побродил по холлу, развернулся и ушел, хотя одинокая кассирша смотрела на меня с нескрываемым интересом. Мне показалось, это был не просто интерес продавца к покупателю. Впрочем, я, наверное, ошибался. И выбрал очередь. Видимо, все дело в каком-то советском архетипе. Мы рождены в очередях.

В детстве, настолько глубоком, что оно кажется сказочным, я стоял в очереди за бананами. Приближался Новый год. Соответственно, было холодно. А очередь, как вы понимаете, начиналась на улице. Я замерзал. Сначала перестал чувствовать нос, потом уши, затем пальцы ног. Очередь еле двигалась. Несколько раз я был близок к тому, чтобы уйти прочь. Но чувство долга не давало мне это сделать. Ведь мама просила обязательно принести к праздничному столу заморских фруктов. И вот, простояв на морозе четыре часа, я, наконец, вошел в магазин. Передо мной оставалось человек пятнадцать. По перестроечным меркам – совсем немного. Но тут бананы кончились. Я помню, что тетку-продавщицу в тот момент едва не растерзала возбужденная толпа. Всем очень хотелось бананов. Женщины плакали. Я не шучу.

Веселое было времечко. Неудивительно, что отстоять полчаса для того, чтобы оплатить несколько квитанций для нас пустяковое дело.

Народ начинает потихоньку роптать. Из пяти касс работает, разумеется, только одна. Я не знаю, зачем во всех филиалах сбербанка так много окошек, учитывая, что мне не приходилось видеть больше трех работающих одновременно. Возможно, когда включатся все имеющиеся в наличии окна, затрещат по швам основы этого мира.

Очередь ползет. Здесь, конечно, хватает разного народа. Взять, например, меня. Человека без определенного места в жизни (сокращенно – БОМВЖ). В глазах у меня туман, отчаянно нужны деньги, стопка неоплаченных квитанций, беременная жена. Таких, как я, здесь еще человек пять. «Своих» я узнаю по мутному взгляду. Нам все надоело. А если и не надоело, то скоро надоест. Мы ненавидим мир, сбербанк, очередь и самих себя. Мы готовы умереть здесь.

Еще школьники. Я люблю детей, но как только подумаю, что они превращаются в подростков, мне хочется их задушить. Громче, наглее и глупее подростков могут быть только чайки. Со времен Джона Ливингстона – это пренеприятные птицы. Вот и впереди меня стоит несколько старшеклассников. Как ни странно, без пива. Впрочем, на них видно уже прикрикнули, они почти не разговаривают. А так без матюгов и крика бы не обошлось. К счастью, сейчас до остальных людей доносится только кашеобразная музыка из наушников.

Беспокойные мамаши. Бр-р-р. Их назойливость граничит с безумием. Терпеть не могу таких дам. К несчастью, у нас в детском садике есть одна такая. Активистка. С детства считал это слово ругательным. Как и слово патриот. В первом классе меня пытались переубедить и даже ставили в угол – безуспешно.

Эта активистка постоянно придумывает какие-то испытания для родителей группы, в которой учится ее бедный, затюканный, уставший ребенок. Они придумывает внеплановые субботники, чаепития, брейн-ринги и КВНы. И все это бескорыстно, благодаря одному только душевному порыву. Она делает это от всей души. Неудивительно, что ее никто не любит. А отец девочки по имени Стася, мне кажется, даже задумал покушение на ее жизнь. По крайней мере, смотрит он на нее недобро. Это его она заставила расчищать дорожки детского сада от снега в двадцати пятиградусный мороз. Беспокойные мамаши всегда на взводе, всегда волнуются, всегда куда-то спешат. Они очень переживают, чтобы их не обидели. При этом они очень горды и, надо думать, довольны собой.

Но, как ни крути, больше всего в сбербанке в любое время в любой день недели бабушек. Иногда мне кажется, что многие здесь ночуют. Издали они похожи на, зачем-то нацепивших человеческую одежду, пингвинов. Как и пингвины, бабушки не умеют летать. Здесь, в сбербанке, их вотчина, их дом родной, они знают здесь все закоулки. Поэтому, когда какой-то мужчина отдает в окошко штук двадцать квитанций и многие понимают, что появился шанс застрять здесь надолго, самые активные из них кричат администратору:

— Немедленно включите еще одну кассу! Что за издевательство?

Как ни странно, через пару минут вторая касса начинает работать.

— Может, так и надо? Может, они всегда ждут, когда их ПОПРОСЯТ? – недоумевают в очереди. Это слишком безумно, поэтому вполне может быть правдой.

Очередь становится меньше. Я подхожу к окну. Моя жизнь продолжается.

Автор

Антон Ратников

Журналист, писатель и немного человек.