Антон Ратников

Приехал в Купчино. Мрачные дома из серого кирпича нависали слово скалы. Среди них ржавела детская площадка с облупленной краской. Я думал, таких уже не осталось в городе. А эта скрипела себе качелями. Рядом на лавочке сидел абориген в спортивном костюме и в усах. В руке у него была жестяная банка.

Хотелось подойти к нему: «Мужик, а ведь в этом доме жил великий советский писатель!». Мужик смотрел сквозь меня.

Вдова Виктора Голявкина приняла меня у себя дома. На стенах небольшой квартиры, доставшейся еще от Союза писателей, висели картины. В шкафу стояли книги Голявкина. 

— А если вам Голявкину вдруг поставят памятник? – спросил я.

— Кто ж его поставит здесь, в новостройках. Наши дома – не для мемориальных досок.

— Ну Гранину ведь поставили, — решил возразить я. 

Людмила Леонидовна придвинулась ближе.

— Гранин – писатель государственный. А Голявкин – антигосударственный. Вот и все.

И тут у меня все сложилось.

Гуляли по Комарово.
Прославивший себя в литературе дачный поселок выглядел так, будто пережил военные действия. Поломанные доски на экотропе. Выкорчеванные деревья. Даже муравейники, кажется, перешли на осадное положение…
У залива люди жарили шашлыки. Пахло выброшенной на берег тиной и жидкостью для розжига. Люди неуклюже пробирались сквозь водоросли на берегу, желая попасть в море. Тучи напоминали горные хребты. В них летел аэропланерист в зеленых шортах. Вдалеке небрежно мелькал Кронштадт. Урчала моторная лодка.
Бутерброды были знатно сдобрены песком. На сладкое слетелись осы. -Хорошо в Келломяки, — сказал я.
-Сам дурак, — сказала она.
Я попросил еще один бутерброд и грустно его жевал, обиженный.

Сходили на спектакль «Собачье сердце», который уже года два идут в «Приюте комедианта».

Мороженое в буфете – кисловатое (из-за йогурта). Бутерброды, как всегда, стоят космических денег.

Спектакль — хороший. Но не без изъянов.

На этом отчет окончен.

Гуляли в Сампсониевском саду. Вечерело. Петр Первый повернулся к Неве задом. На здании из красного кирпича темнела табличка «Баня». Окна были заколочены.  Скверик у церкви огражден стальной решеткой, калитка – закрыта. На брандмауэре соседнего здания красуется православное граффити. Внутри здания — молодежный клуб. Он приглашает людей на танцевальные вечеринки (40+). В самом саду монументально умирает прямоугольный пруд. Непонятный памятник загажен птицами. На скамейке сидят алкоголики и грустно смотрят на нас.  Выгибая спину, чешет в неизвестность трамвай.

Утром сидел у телебашни. Телебашня огорожена колючей проволокой. Ее украшает надпись «Стой! Вооруженная охрана». Вдруг, я решусь забраться на телебашню и пустить какой-то свой телесигнал? Вопреки надписи внутри работают дружелюбные люди. Много рассказывают о цифровом телевидении. Главное, что удалось узнать – существует норматив. Если где-то в Ленобласти на линию электропередач упало дерево, то телевизионщики обязаны вернуть сигнал в течение восьми часов. Страна не может жить без телевидения! Правда, непонятно, что будет в том случае, если они норматив не выполнят…

Сидели в Лопухинском саду. Вечерело. С севера на город накатывала туча. Увидел на небе вагину. Повернулся, чтобы сказать об этом, вагина исчезла. Возможно, это была эротическая галлюцинация. Облака обычно напоминают утюги, корабли, седые бороды, но никогда – вагины. Зря, на мой взгляд.

Собирался дождь. Утки ныряли, демонстрируя нам свои задницы. Проехал катер. «Буль-буль», — говорила Нева.

— Хорошая осень, — сказал я.

— Ты что! – сказала она, — еще лето!

Сходили на фестиваль «Завтра».

Там много говорили об экологии и ответственности. Даже пластиковые стаканчики были не в чести. Пластиковые стаканчики использовали только точки одной пивоваренной компании. Все остальные наливали пиво в многоразовые стаканы. Наверное, подразумевалось, что с этими стаканами нужно передвигаться по территории фестиваля, периодически их наполняя. Но фишку просекли не все. И многоразовые стаканы отправлялись в мусорку точно также, как и пластиковые.

С раздельным сбором все тоже было не очень хорошо. Считывать надписи, куда бросать бумагу, а куда пластик получалось не у всех. Многие даже не старались, честно говоря.

Экологичная и ответственная молодежь в целом вела себя культурно. Обошлось без драк и распыленных перцовых баллончиков. Но под Ивана Дорна танцевали все равно на окурках и смятых стаканах.

Для меня же фестиваль «Завтра» стал фестивалем моды. Я видел там женщину в ковбойских сапогах и трениках «адидас», мужчину в зеленых шортах и с лихо закрученными усами, молодых людей со следами косметики на лице и девушек, которые косметику игнорировали в принципе.

Посмотреть на это было полезно.

Я, неэкологичный и безответственный, чувствовал себя динозавром.